Сделаю. Спасибо, что не посмотрели на внешность.)).  Буду минут через 15 и отпишу.

Рамон вышел из машины и снова его чувства сжались в комок. Женщины, Мара и Нри склонились перед ним.
-Отец просил тебя ждать в келье его визита, как прибудешь. А ты похорошел, Рамон. Бог видит твои страдания и вознаграждает тебя щедро красотой. Возможно Отец захочет привести к тебе девушку после... - её голос сорвался и она замолкла. Рамона затрясло от гнева.
Девушку! Конечно, но сначала Отец избавит меня от скверны города и укрепит дух, а потом порвёт меня, как рвёт своих девок во имя господа! Но в этот раз я выдержу испытание. Я здесь затем, чтобы всё это прекратить. Сегодня же...
Он кивнул и покорно последовал за Нри в сторону каменного двухэтажного дома. На ступеньках тихо сидели близнецы лет восьми. Оба испуганно косились на Рамона. Было видно, что они плакали недавно и синяки на коленях выдавали их "уроки стойкости". Нри открыла дверь и пропустила его в дом, вошла за ним следом.
Сейчас или никогда. - мысль обожгла огнём, зубы сжались. Гнев выбелил его и без того бледное лицо.
- Нри, я иду в кухню сначала. Господь был благосклонен ко мне в дороге, но путь был не близок. Вода полагается усталому путнику? - Рамон улыбнулся ей и провёл рукой по её волосам.
- Не думаю, что Отец бы отказал тебе, Рамон в этой малости... - тихо ответила она, смутившись от его прикосновения. Он кивнул и направился в конец коридора, где находилась кухня. Нри так и не пошла за ним, оставшись стоять и лишь грустно посмотрела ему вслед.
Распахнув двери на кухню, он окинул взглядом помещение. Взгляд упёрся в жертвенную бочку с вином. Рамон посмотрел на часы, прикидывая время воздействия и время принятия чаши. Он приехал вовремя. Быстро пройдя до бочки он резко откинул крышку.
Больше никаких страданий! Больше никаких сожалений! Смирение? К чёрту!
Перстень тихо щёлкнул, высыпая смертоносное содержимое в бочку.
Аллилуя! Да упокоится с миром душа детей Отца и его самого.
Щелчок. Перстень закрылся. Рамон тихо притворил крышку и налил себе воды из крана. Отпил, закрыв глаза и собираясь с духом. Теперь всё кончено. Ровно через два часа вино станет ядом, поднимется температура тела, начнётся отёк лёгких, разрывая их в клочья и кровь вырвется наружу, заливая горло и останавливая дыхание. Они захлебнутся ею. Все до единого. Кроме малышей. Им не дадут вина. Но первый, кто умрёт, будет его Отец.
Рамон отставил стакан в сторону и твёрдо зашагал обратно. Женщина так и стояла, ожидая его. Улыбка чуть тронула его губы. Холодное спокойствие, осознание, что он поступает правильно избавляя их от страха и боли.
Несколько шагов вниз, в глухой подвал с каменными чёрными стенами. Кельи избавления...
Рамон вошёл в одну из них и привычно снял с себя всю одежду. Нри поспешила удалиться, оставляя его в одиночестве ожидать Отца.
Время остановилось, плавая в тягучем аромате крови, пота и страданий кельи. Деревянная широкая скамья посередине, кандалы в стене на коротких цепях, три кнута в металлических подставках, неяркий живой огонь дрожащего факела.
Ненавижу тебя, Отец! И место это ненавижу.
дверь отворилась. Черноволосый мужчина с лицом садиста в серебристой мантии небрежно вошёл в келью.
- Ты ждёшь меня,сын мой Рамон?
- Да, Отец. Благослови меня и очисти. Рамон повернулся к стене, упирая руки в неё и напрягаясь непроизвольно. Он слышал, как выходит из гнезда хлыст, как Отец заносит его для удара. Короткий свист и боль огнём впечатывается в его спину, заставляя стискивать зубы. Кричать нельзя, иначе демоны войдут через рот и придётся изгонять их иным способом, давясь плотью Отца и его семенем. Нет, сегодня Рамон не вскрикнет. Ему не нужно, чтобы изгнание затянулось. Пот выступил на висках от нового обжигающего удара. Перед глазами поплыло, мышцы напряглись при свисте и снова кожа горит огнём, боль протекает под ней глубоко въедаясь в ткани, опаляя мозг. Сколько длилось изгнание, он не знал. Сегодня дольше, чем обычно. Далёкий звук колокола возвестил принятие жертвенной крови Господа и душа его дёрнулась в агонии. Когда Отец оставил его тело? Как долго он тешил свои животные инстинкты, заставляя его прогибаться под ним молча, сдирая локти и колени о грубые доски скамьи от каждого толчка. Рамон открыл глаза. Сил не было идти, не было сил встать.
Я не увижу, как ты умрёшь, Отец. Как жаль, что я этого не увижу...
Он провалился в забытьё...
Очнулся резко , от озноба. Холод... Юноша поднялся со скамьи, морщась от движений. Оделся, медленно, привычно... Шагнул к дверям и медленно поднялся наверх по ступеням. Свежий воздух напоил его лёгкие, а ноги несли его к святилищу. Отворяя дверь он остановился на пороге и снова посмотрел на часы. Так и есть. Четыре часа без сознания. Тишина, могильная тишина... Они все тут, мужчины и женщины, дети...Открытые рты, кровавая пена на подбородках, широко открывшиеся глаза в немом ужасе, мёртвые застывшие глаза захлебнувшихся кровью...И Отец, аккурат на алтаре, скорченный в попытке дышать, мёртвый, как все...
Теперь вы свободны...Никакой больше боли, никаких страданий, никакой власти...Аминь.
Рамон закрыл двери и направился в барак...